Наследники Победы.
Сотрудники Музея рассказывают истории своих родных и близких
Мне кажется очень важным, что у нас есть возможность изучать свою историю не только по учебникам и книгам, а ещё и по таким вот семейным историям, по реликвиям, которые хранятся практически
в каждой семье и передаются из поколения в поколение.
в каждой семье и передаются из поколения в поколение.
Ирина Яковлевна Великанова
генеральный директор
Музея современной истории России
Музея современной истории России
Ирина Великанова о своём отце
Якове Михайловиче Пановко
Якове Михайловиче Пановко
«Мой папа, Яков Пановко — легендарный человек. В 1941 году ему было всего 20 лет и он заканчивал Ленинградское артиллерийское училище. Спустя годы отец говорил, что его судьбу определил алфавит. Все однокурсники с фамилиями, которые начинались
на первые буквы алфавита, погибли. Все. Им пришлось принять участие в первых, самых кровопролитных боях. А папу отправили на фронт чуть позже, когда дошла очередь до буквы "П"...
Воевал он на Ленинградском фронте, прорывал блокаду, был в окружении. Как и большинство фронтовиков, побывавших на передовой, не любил рассказывать о войне. Почти всё, что я знаю о его войне, — это из писем. Папина мама, моя бабушка, сохранила фронтовые "треугольнички". В нашей семье они бережно хранятся до сих пор.
В письмах папа ни разу не писал о ранениях, хотя был ранен несколько раз. Скромно сообщал, что награждён то одним, то другим орденом… Цитата: "Дорогая мама. Получил новое назначение. Со вчерашнего дня командую дивизионом". Это 1943 год, ему всего 22.
О том, при каких обстоятельствах папа получил орден Красной Звезды, я узнала, из опубликованного на портале „Память народа“ наградного листа, который был рассекречен в 2007 году. Оказывается, он, будучи контуженным, не оставил пост и всю неделю (!), пока продолжался бой, руководил артогнём дивизиона. До публикации наградного листа у нас в семье об этой истории ничего не знали. Помимо ордена Красной Звезды он был награжден ещё двумя — Отечественной войны I и II степени. В 1945 году участвовал в Параде Победы.
Моего внука в честь прадеда-фронтовика назвали Яковом. Якову-младшему недавно исполнилось 7 лет. Портрет прадеда висит в детской комнате, и мой внук знает, что Яков-старший воевал, был артиллеристом и защищал страну в годы войны, а 9 мая мы отмечаем самый главный праздник — День Победы».
на первые буквы алфавита, погибли. Все. Им пришлось принять участие в первых, самых кровопролитных боях. А папу отправили на фронт чуть позже, когда дошла очередь до буквы "П"...
Воевал он на Ленинградском фронте, прорывал блокаду, был в окружении. Как и большинство фронтовиков, побывавших на передовой, не любил рассказывать о войне. Почти всё, что я знаю о его войне, — это из писем. Папина мама, моя бабушка, сохранила фронтовые "треугольнички". В нашей семье они бережно хранятся до сих пор.
В письмах папа ни разу не писал о ранениях, хотя был ранен несколько раз. Скромно сообщал, что награждён то одним, то другим орденом… Цитата: "Дорогая мама. Получил новое назначение. Со вчерашнего дня командую дивизионом". Это 1943 год, ему всего 22.
О том, при каких обстоятельствах папа получил орден Красной Звезды, я узнала, из опубликованного на портале „Память народа“ наградного листа, который был рассекречен в 2007 году. Оказывается, он, будучи контуженным, не оставил пост и всю неделю (!), пока продолжался бой, руководил артогнём дивизиона. До публикации наградного листа у нас в семье об этой истории ничего не знали. Помимо ордена Красной Звезды он был награжден ещё двумя — Отечественной войны I и II степени. В 1945 году участвовал в Параде Победы.
Моего внука в честь прадеда-фронтовика назвали Яковом. Якову-младшему недавно исполнилось 7 лет. Портрет прадеда висит в детской комнате, и мой внук знает, что Яков-старший воевал, был артиллеристом и защищал страну в годы войны, а 9 мая мы отмечаем самый главный праздник — День Победы».
Полина Кузьмина,
специалист по связям с общественностью, о своём прадеде
Евгении Ивановиче Кузьмине
специалист по связям с общественностью, о своём прадеде
Евгении Ивановиче Кузьмине
«Мой прадед, Кузьмин Евгений Иванович, перед самым началом Великой Отечественной войны тяжело заболел, и поэтому в июне 1941 года, когда объявили мобилизацию, он, по причине перенесённого заболевания, получил так называемую бронь, т. е. освобождение от призыва в действующую армию.
От природы он был строен, подтянут, имел хорошую выправку и к лету 1941 года внешне выглядел вполне здоровым. И, как он впоследствии вспоминал, ему было некомфортно ходить по городу (жил он в то время в Иванове). Ему казалось, что
в глазах прохожих он читает немой вопрос: почему он, такой молодой и здоровый, до сих пор не на фронте?
И он отправился в военкомат. Там выслушали его просьбу об отправке на фронт
и решили так: учитывая его инженерное образование и необходимость
в реабилитационном периоде после болезни, направить на ускоренные курсы офицеров-артиллеристов в военное училище в город Барнаул.
После завершения учёбы и перед отправкой в действующую армию ему, как и всем остальным выпускникам, присвоили звание младшего лейтенанта.
Вместе с двумя товарищами-однокурсниками по дороге на фронт
он на один день заехал проведать своих родителей, жену и детей (они к тому времени перебрались в деревню, откуда родом были все его предки).
А по прибытии в расположение воинской части они попали под налёт вражеской авиации, и два его товарища погибли у него на глазах. Он вспоминал о них всю свою жизнь.
Прадед воевал до самого конца войны: командовал взводом в составе стрелковой дивизии Карельского фронта, участвовал в освобождении Варшавы (это отмечено медалью), в Висло-Одерской операции, в составе 1-го Белорусского фронта дошёл до Берлина, был несколько раз ранен. Последнее, самое тяжелое, ранение получил в бою за взятие Берлина (это тоже отмечено медалью).
Победу он встречал в полевом госпитале, затем был переведён в открывшийся самый крупный советский госпиталь за пределами СССР в городке Белице (нем.-Beelitz), в 40 км от Берлина. Этот госпиталь был построен немцами перед началом Первой мировой войны (интересно, что в 1916 году там лечился Адольф Гитлер).
Домой к семье он вернулся только в марте 1946 года. „ПолЕвропы прошагав“, он решил не возвращаться к городской жизни, остался с семьёй в деревне. Работал на руководящих должностях в сельском хозяйстве — начальником МТС, председателем колхоза».
От природы он был строен, подтянут, имел хорошую выправку и к лету 1941 года внешне выглядел вполне здоровым. И, как он впоследствии вспоминал, ему было некомфортно ходить по городу (жил он в то время в Иванове). Ему казалось, что
в глазах прохожих он читает немой вопрос: почему он, такой молодой и здоровый, до сих пор не на фронте?
И он отправился в военкомат. Там выслушали его просьбу об отправке на фронт
и решили так: учитывая его инженерное образование и необходимость
в реабилитационном периоде после болезни, направить на ускоренные курсы офицеров-артиллеристов в военное училище в город Барнаул.
После завершения учёбы и перед отправкой в действующую армию ему, как и всем остальным выпускникам, присвоили звание младшего лейтенанта.
Вместе с двумя товарищами-однокурсниками по дороге на фронт
он на один день заехал проведать своих родителей, жену и детей (они к тому времени перебрались в деревню, откуда родом были все его предки).
А по прибытии в расположение воинской части они попали под налёт вражеской авиации, и два его товарища погибли у него на глазах. Он вспоминал о них всю свою жизнь.
Прадед воевал до самого конца войны: командовал взводом в составе стрелковой дивизии Карельского фронта, участвовал в освобождении Варшавы (это отмечено медалью), в Висло-Одерской операции, в составе 1-го Белорусского фронта дошёл до Берлина, был несколько раз ранен. Последнее, самое тяжелое, ранение получил в бою за взятие Берлина (это тоже отмечено медалью).
Победу он встречал в полевом госпитале, затем был переведён в открывшийся самый крупный советский госпиталь за пределами СССР в городке Белице (нем.-Beelitz), в 40 км от Берлина. Этот госпиталь был построен немцами перед началом Первой мировой войны (интересно, что в 1916 году там лечился Адольф Гитлер).
Домой к семье он вернулся только в марте 1946 года. „ПолЕвропы прошагав“, он решил не возвращаться к городской жизни, остался с семьёй в деревне. Работал на руководящих должностях в сельском хозяйстве — начальником МТС, председателем колхоза».
Долгое время об этой стороне Великой Отечественной войны
не говорили. Одно упоминание о том, что человек или его семья были на оккупированной территории или в плену, могло стоить ему жизни или испортить будущее.
не говорили. Одно упоминание о том, что человек или его семья были на оккупированной территории или в плену, могло стоить ему жизни или испортить будущее.
Валерия Сергеевна Каграманова
главный хранитель Музея современной истории России
![Сергей Каграманов в Евпатории. Крым, [весна-лето] 1938 г.](https://thb.tildacdn.com/tild6338-6564-4336-b865-656164333739/-/empty/__2020-05-07__185024.png)
Валерия Каграманова о своём отце
Сергее Сергеевиче Каграманове
Сергее Сергеевиче Каграманове
«Мой отец, Каграманов Сергей Сергеевич, родился в городе Кагане Бухарской области (Узбекская ССР) в 1929 году. Когда ему было три года, он неудачно упал с лошади и повредил спину. Врачи давали мрачные прогнозы, вплоть до того, что он никогда не сможет ходить. С таким неутешительным диагнозом папа вместе со своей матерью и сестрой неоднократно бывали
в Евпатории в специализированном санатории. Здесь и застала его война. Его мать, моя бабушка, Сарра Ивановна, вместе с дочерью Ларисой успела выехать из Крыма. И папа, таким образом,
в 12 лет оказался совсем один.
В сентябре 1941 года немцы вышли к Перекопскому перешейку. События развивались стремительно. Было принято решение об эвакуации детей. В ноябре 1941 года катер, который вёз очередную партию детей в Севастополь для пересадки на санитарно-транспортное судно "Армения", подвергся обстрелу, загорелся и затонул. И это спасло жизнь моему отцу, потому что на судно он не попал.
Оставшиеся в живых дети, после того как прошли весь Крым пешком, к лету 1942 года были пойманы под Керчью и отконвоированы в Теберду. Так папа оказался в концлагере для детей.
От смерти его спасло то, что у него была первая группа крови и его оставили в качестве донора для горной дивизии "Эдельвейс". Про условия существования в лагере папа никогда не рассказывал. В начале 1943 года по лагерю прошёл тревожный слух: в живых не оставят никого. Выбрав удачный момент, папа и несколько его товарищей решили бежать. Путь был один — через горный перевал. Холод, голод и страх быть пойманными — больше никаких чувств. На этом пути папа сильно обморозил ноги. Но ему повезло: полуживого, обмороженного, истощённого его подобрали солдаты Красной армии и переправили в госпиталь. Отец рассказывал, что в госпитале с ним беседовали сотрудники НКВД. Они подробно расспрашивали обо всём, что случилось, записывали имена. Это впоследствии вошло в обвинительную часть приговора на Нюрнбергском процессе.
После лечения папа вернулся в Каган. Его мать и сестра находились в Кисловодске, а отец пропал без вести в Новороссийске. Из родных осталась только Тамара, жена его двоюродного дяди Сумбата, погибшего в ноябре 1943 года на берегу Днепра. Она выправила документы, рассказав, что всё это время папа был болен, лежал, не вставая. Затем он экстерном закончил школу с серебряной медалью. В 1947 году приехал в Москву, поступил во ВГИК на экономический факультет. По окончании ВГИКа отец недолгое время работал на киностудии "Арменфильм", а потом 29 лет был сотрудником киностудии "Мосфильм". Он работал администратором, заместителем директора картин: договаривался о месте проведения съёмок, обеспечивал съёмочную группу жильём и питанием, следил за непрерывностью съёмочного процесса.
С. С. Каграманов принимал участие в создании известных кинокартин: „Карнавальная ночь“ (1956), „Борец и клоун“ (1957), „Гуттаперчевый мальчик“ (1957), „Летят журавли“ (1957), „Тучи над Борском“ (1960), „Дуэль“ (1961), „Девчата“ (1962), „Выстрел в тумане“ (1963), „Спящий лев“ (1965), „Железный поток“ (1967), „Кавказская пленница“ (1967), „Софья Перовская“ (1967), „Хозяин тайги“ (1968), „Сердце России“ (1970), „Жили три холостяка“ (1973), „Чисто английское убийство“ (1974), „Пошехонская старина“ (1975), „Ванька-Каин“ (1975), „Пена“ (1979), „Не стреляйте белых лебедей“ (1980), „Двадцать лет спустя“ (1980), „Люди в океане“ (1980), „Будьте моим мужем“ (1981), „Подросток“ (1983).
Мой отец был очень сильным человеком с отменным чувством юмора. Горе и страх, пережитые в детстве и отрочестве, не смогли перечеркнуть его дальнейшую жизнь: профессиональные достижения, создание прекрасной семьи, появление детей и внуков».
в Евпатории в специализированном санатории. Здесь и застала его война. Его мать, моя бабушка, Сарра Ивановна, вместе с дочерью Ларисой успела выехать из Крыма. И папа, таким образом,
в 12 лет оказался совсем один.
В сентябре 1941 года немцы вышли к Перекопскому перешейку. События развивались стремительно. Было принято решение об эвакуации детей. В ноябре 1941 года катер, который вёз очередную партию детей в Севастополь для пересадки на санитарно-транспортное судно "Армения", подвергся обстрелу, загорелся и затонул. И это спасло жизнь моему отцу, потому что на судно он не попал.
Оставшиеся в живых дети, после того как прошли весь Крым пешком, к лету 1942 года были пойманы под Керчью и отконвоированы в Теберду. Так папа оказался в концлагере для детей.
От смерти его спасло то, что у него была первая группа крови и его оставили в качестве донора для горной дивизии "Эдельвейс". Про условия существования в лагере папа никогда не рассказывал. В начале 1943 года по лагерю прошёл тревожный слух: в живых не оставят никого. Выбрав удачный момент, папа и несколько его товарищей решили бежать. Путь был один — через горный перевал. Холод, голод и страх быть пойманными — больше никаких чувств. На этом пути папа сильно обморозил ноги. Но ему повезло: полуживого, обмороженного, истощённого его подобрали солдаты Красной армии и переправили в госпиталь. Отец рассказывал, что в госпитале с ним беседовали сотрудники НКВД. Они подробно расспрашивали обо всём, что случилось, записывали имена. Это впоследствии вошло в обвинительную часть приговора на Нюрнбергском процессе.
После лечения папа вернулся в Каган. Его мать и сестра находились в Кисловодске, а отец пропал без вести в Новороссийске. Из родных осталась только Тамара, жена его двоюродного дяди Сумбата, погибшего в ноябре 1943 года на берегу Днепра. Она выправила документы, рассказав, что всё это время папа был болен, лежал, не вставая. Затем он экстерном закончил школу с серебряной медалью. В 1947 году приехал в Москву, поступил во ВГИК на экономический факультет. По окончании ВГИКа отец недолгое время работал на киностудии "Арменфильм", а потом 29 лет был сотрудником киностудии "Мосфильм". Он работал администратором, заместителем директора картин: договаривался о месте проведения съёмок, обеспечивал съёмочную группу жильём и питанием, следил за непрерывностью съёмочного процесса.
С. С. Каграманов принимал участие в создании известных кинокартин: „Карнавальная ночь“ (1956), „Борец и клоун“ (1957), „Гуттаперчевый мальчик“ (1957), „Летят журавли“ (1957), „Тучи над Борском“ (1960), „Дуэль“ (1961), „Девчата“ (1962), „Выстрел в тумане“ (1963), „Спящий лев“ (1965), „Железный поток“ (1967), „Кавказская пленница“ (1967), „Софья Перовская“ (1967), „Хозяин тайги“ (1968), „Сердце России“ (1970), „Жили три холостяка“ (1973), „Чисто английское убийство“ (1974), „Пошехонская старина“ (1975), „Ванька-Каин“ (1975), „Пена“ (1979), „Не стреляйте белых лебедей“ (1980), „Двадцать лет спустя“ (1980), „Люди в океане“ (1980), „Будьте моим мужем“ (1981), „Подросток“ (1983).
Мой отец был очень сильным человеком с отменным чувством юмора. Горе и страх, пережитые в детстве и отрочестве, не смогли перечеркнуть его дальнейшую жизнь: профессиональные достижения, создание прекрасной семьи, появление детей и внуков».
Христина Поплавская, заведующая методическим сектором, о своём деде
Михаиле Ивановиче Пенкине (1905–1974)
Михаиле Ивановиче Пенкине (1905–1974)
«К сожалению, о моём деде по матери, Михаиле Ивановиче Пенкине, я знаю меньше, чем о других предках этого поколения. Родился он в небольшом городке Тетюши на Волге и происходил из русской старообрядческой семьи. Насколько мне известно, семья моего деда занималась предпринимательством, посредничеством в торговле.
Не знаю, где и как учился и в каком доме жил мой дед, но в начале 1930-х годов он, его брат Фёдор
и сестра Мария оказались в Москве. Видимо, как и многие русские крестьяне, бежавшие в крупные города от коллективизации и раскулачивания, а представители торгового сословия — от массового уничтожения. Именно здесь, в Москве, Михаил Иванович и познакомился с будущей женой, а впоследствии и моей бабушкой — Евгенией Павловной Некрасовой-Каськовой (1916−1977).
До сих пор я не смогла найти каких-либо документов, в которых было бы зафиксировано, где именно, когда точно и в каком звании воевал мой дед. Ресурс "Подвиг народа" предлагает сведения о троих людях с таким именем. Но год рождения двоих из них не соответствует искомому, а у третьего он не значится вовсе. Однако именно этот человек указан рядовым
с 6 июля 1941 года в 4-м железнодорожном полку в районе Старой Руссы, а с 1 сентября 1942 года — в 15-м отдельном восстановительном железнодорожном батальоне, 12-й железнодорожной бригаде линии Столбовая — Звенигород. Именно этот человек получил звание ефрейтора, что соответствует моим сведениям о дедушке, ведь для получения этого звания рядовой должен был иметь некоторую квалификацию, например водителя. Этот же человек, как следует из документов, опубликованных на том же электронном ресурсе, получил медаль "За оборону Москвы", которой награждались все участники обороны столицы — военные и штатские.
А вот что знаю я со слов родственников. Дед мой ушёл на войну практически с её началом, а вернулся раньше окончания. Служил он шофёром и в результате сильного взрыва получил серьёзную контузию. Таким образом, прибыл он домой инвалидом, почти слепым, ведь во время взрыва его засыпало землёй. Работать Михаил Иванович не мог. Бабушка моя, у которой во время войны на руках были две маленькие дочери, очень переживала его болезнь. В итоге ей удалось найти какого-то хорошего врача, и он помог моему деду в некоторой степени преодолеть болезнь.
Всё-таки люди того поколения были бесстрашными, богатыри — не мы. В 1945 году семья проживала всё в той же небольшой комнате в коммуналке с плесенью на стенах от влажности со стороны реки. И здесь летом 1945 года родился у них ещё один ребёнок — мой дядя Владимир. Откуда родители брали ресурсы, чтобы жить, рожать, растить и воспитывать детей, нам нынешним, наверное, не понять.
После войны вместе со старшим братом Фёдором Михаил Иванович занимался торговлей пирожками. Но довольно скоро такая возможность исчезла, и дедушка толком работать нигде
не мог. Ведь всё же сказывались последствия контузии. Семья жила в значительной скудости, одежду перешивали и перелицовывали по нескольку раз. Но между тем все трое детей получили высшее образование и работали в дальнейшем в связанных с ним учреждениях.
Дедушку своего, мне кажется, я видела всего один раз. Во всяком случае, запомнилось лишь одно посещение его, когда мне было 5 лет, а он, уже совсем больной, лежал на кровати. Запомнился мой испуг от его вида — с всклокоченной бородой. Через незначительное время после нашей встречи Михаил Иванович скончался. Бабушка, чей ласковый и весёлый нрав запечатлелся в моём сердце на всю жизнь, пережила его всего лишь на два с небольшим года — так сильно она переживала его уход. Похоронены супруги Пенкины вместе на Кузьминском кладбище в Москве».
Не знаю, где и как учился и в каком доме жил мой дед, но в начале 1930-х годов он, его брат Фёдор
и сестра Мария оказались в Москве. Видимо, как и многие русские крестьяне, бежавшие в крупные города от коллективизации и раскулачивания, а представители торгового сословия — от массового уничтожения. Именно здесь, в Москве, Михаил Иванович и познакомился с будущей женой, а впоследствии и моей бабушкой — Евгенией Павловной Некрасовой-Каськовой (1916−1977).
До сих пор я не смогла найти каких-либо документов, в которых было бы зафиксировано, где именно, когда точно и в каком звании воевал мой дед. Ресурс "Подвиг народа" предлагает сведения о троих людях с таким именем. Но год рождения двоих из них не соответствует искомому, а у третьего он не значится вовсе. Однако именно этот человек указан рядовым
с 6 июля 1941 года в 4-м железнодорожном полку в районе Старой Руссы, а с 1 сентября 1942 года — в 15-м отдельном восстановительном железнодорожном батальоне, 12-й железнодорожной бригаде линии Столбовая — Звенигород. Именно этот человек получил звание ефрейтора, что соответствует моим сведениям о дедушке, ведь для получения этого звания рядовой должен был иметь некоторую квалификацию, например водителя. Этот же человек, как следует из документов, опубликованных на том же электронном ресурсе, получил медаль "За оборону Москвы", которой награждались все участники обороны столицы — военные и штатские.
А вот что знаю я со слов родственников. Дед мой ушёл на войну практически с её началом, а вернулся раньше окончания. Служил он шофёром и в результате сильного взрыва получил серьёзную контузию. Таким образом, прибыл он домой инвалидом, почти слепым, ведь во время взрыва его засыпало землёй. Работать Михаил Иванович не мог. Бабушка моя, у которой во время войны на руках были две маленькие дочери, очень переживала его болезнь. В итоге ей удалось найти какого-то хорошего врача, и он помог моему деду в некоторой степени преодолеть болезнь.
Всё-таки люди того поколения были бесстрашными, богатыри — не мы. В 1945 году семья проживала всё в той же небольшой комнате в коммуналке с плесенью на стенах от влажности со стороны реки. И здесь летом 1945 года родился у них ещё один ребёнок — мой дядя Владимир. Откуда родители брали ресурсы, чтобы жить, рожать, растить и воспитывать детей, нам нынешним, наверное, не понять.
После войны вместе со старшим братом Фёдором Михаил Иванович занимался торговлей пирожками. Но довольно скоро такая возможность исчезла, и дедушка толком работать нигде
не мог. Ведь всё же сказывались последствия контузии. Семья жила в значительной скудости, одежду перешивали и перелицовывали по нескольку раз. Но между тем все трое детей получили высшее образование и работали в дальнейшем в связанных с ним учреждениях.
Дедушку своего, мне кажется, я видела всего один раз. Во всяком случае, запомнилось лишь одно посещение его, когда мне было 5 лет, а он, уже совсем больной, лежал на кровати. Запомнился мой испуг от его вида — с всклокоченной бородой. Через незначительное время после нашей встречи Михаил Иванович скончался. Бабушка, чей ласковый и весёлый нрав запечатлелся в моём сердце на всю жизнь, пережила его всего лишь на два с небольшим года — так сильно она переживала его уход. Похоронены супруги Пенкины вместе на Кузьминском кладбище в Москве».
